Оскорбитель Амогха

Ест Господь, и Сарвабхаум у дверей стоит
С палкою в руке – как грозен его строгий вид,
В чем причина? Объясню я всё сегодня вам,
Зять его ведь злобным волю может дать словам,
Шатхи муж, Амогха низкий, оскорбитель злой,
Но не пустит Сарвабхаум его в домик свой!
Ест Господь, и надо пищу подложить ему,
Гостю лучшему, что может разогнать всю тьму,
Отошел Шри Сарвабхаум от дверей тогда,
И затем случилась эта страшная беда:
Зять его, Амогха низкий, подошел и так
Вдруг сказал: «О, отреченья ты ведь носишь знак,
Шри Чайтанья Махапрабху, как же ты велик!
Только победить не смог ты свой пока язык!
Этой пищи бы хватило множеству людей,
Но один ты ешь всё это в жадности своей!»
Бхаттачарья тут хватает поскорее трость
И бежит, лишь ощущая в своем сердце злость,
За Амогхой он скорее побежал, но тот
Скрыться смог, и Бхаттачарья тихо в дом идет,
Он идет, всё позабывши сразу от тоски
И Амогху проклиная: «Дни уже близки,
Когда я тебя увижу мертвым, о мой зять,
Если б мог я только время повернуть всё вспять
И не дать тебе жениться, где же моя дочь?
Пусть прогонит она мужа поскорее прочь!»
Улыбнулся Шри Чайтанья: «Ну, пустое, друг,
Всё забудь, ведь много разных есть людей вокруг,
А Амогха твой – ребенок, только и всего,
Стоит ли нам огорчаться из-за слова одного?»
Мама Шатхи говорить тут стала: «О беда!
Пусть он пропадет скорее, сразу, без следа,
Пусть вдовою дочка станет, станет пусть вдовой,
Если муж ее, Амогха, – оскорбитель злой!»
Била в грудь себя при этом вновь и вновь она,
И тоска к ней подходила – за волной волна,
Наш Господь, увидев это горе, начал их
Успокаивать, чтоб боли в них огонь утих,
Съел он всю скорее пищу, как доволен он,
Но – что это? – в доме слышен постоянно стон,
Огорчились эти люди от ужасных слов,
Что сказал Амогха – Бхаттачарьи взгляд суров,
Но на время подавил он в своем сердце боль
И служить стал Шри Чайтанье: «О Господь, позволь
Предложить тебе кувшинчик с чистою водой,
Чтобы рот прополоскать ты мог спокойно свой,
Нанесу тебе на тело лучший я сандал…»
(Служит он, а в его сердце – лишь тоски накал),
Всё, как надо, всё он сделал, всё он предложил,
Но от горя уже в сердце не осталось сил,
Под конец перед Чайтаньей он упал и так
Вдруг сказал: «Мой дом сегодня весь окутал мрак,
Оскорбили тебя в доме у меня, Господь,
И тоску я не смогу уж эту побороть,
О, прости меня, прошу я, как же всё темно!»
Наш Господь сказал: «Послушай, мне ведь всё равно:
Оскорбления людские, восхваленья их,
Я – монах, и много дел есть у меня других,
Чем всё это постоянно слушать, но сейчас
Зять всё правильно сказал твой, критикуя нас!»
После в дом к себе Чайтанья путь направил свой,
И за ним шел Бхаттачарья, с мыслью лишь одной:
«Надо мне припасть скорее к лотосным стопам
Господа, смиренным волю тихо дав словам!»
Вот припал к стопам Чайтаньи у калитки он
И сказал: «Прости, нарушен древний был закон,
Я закон гостеприимства соблюсти не смог,
Оскорбили тебя в доме у меня, мой Бог!
Что же делать, что же делать мне, Господь, теперь?»
Наш Господь сказал: «Всё будет хорошо, поверь,
Успокойся, Сарвабхаум и иди домой,
Потрясен ты, и так нужен, друг, тебе покой!»
Сарвабхаум в дом вернулся, как же всё темно:
«Что же делать? Остается мне теперь одно, –
Так подумал он, – Амогху низкого убить,
Или, может, своей жизни оборву я нить?
Нет, нельзя, брахманы оба по рожденью мы,
Что же делать, как спастись мне от ужасной тьмы?»
Тут жене сказал он: «Слушай, мы поступим так:
Из-за этого Амогхи дом покрыл наш мрак,
Значит, зятя мы прогоним, дочери скажи:
Муж упал, погрязнув в страшной, беспросветной лжи,
Значит, надо ей оставить поскорей его,
Говорят так все законы, все до одного!»

Далее Сарвабхаум привел цитату из «Смрити»:

«Падший муж женой оставлен сразу должен быть».